Николай Цискаридзе «Жемчуг должен быть настоящим»
Артисты редко ходят в театр легко как зрители. «Ленивы и нелюбопытны» – это черта театрального большинства, в неспециализированном-то, не жаждущего новых художественных впечатлений. А вот Николай Цискаридзе не пропускает, думается, ни одной заметной премьеры, ни одного гастрольного спектакля, заслуживающего внимания. Мы разговаривали о многом и различном, но начали с этого – с походов солиста балета в театры. – Да, мне это нужно.
Осознаёте, балет – весьма закрытый мир. В случае если из него не будешь выходить, ты или сойдешь с ума, или ограниченным человеком останешься. Ограниченным человеком я быть не могу и не желаю. Помимо этого, для меня еще принципиально важно общение. У меня довольно много друзей среди драматических артистов. Особенно из Мастерской Петра Фоменко. Я дружу с Наташей Курдюбовой, Полиной Агуреевой, Мадлен Джабраиловой… Да и в других театрах у меня много друзей.
Я в ласковых отношениях с Мариной Неёловой, в громадной дружбе с Алисой Бруновной Фрейндлих. Ни при каких обстоятельствах не пропускал мои пьесы в Санкт-Петербурге Игорь Дмитриев. Наталья Георгиевна Гундарева весьма меня выделяла, довольно часто ходила на мои пьесы, стоя хлопала в ладоши, присылала цветы. Я обожаю Аллу Сергеевну Демидову, и в то время, когда мы с ней видимся, она говорит какие-то весьма правильные вещи о моей работе.
По большому счету взор драматического артиста на работу артиста балетного крайне важен. Недаром Галина Сергеевна Уланова была супругой Завадского и дружила со МХАТом. А Марина Тимофеевна Семенова всю жизнь дружила с Яншиным, Андровской, Качаловым. Со своей стороны, и балетный артист может в работе драматического артиста подметить что-то такое, чего тот сам не подмечает. Я время от времени своим сотрудникам из драмы что-то рекомендую по части пластики, сценического перемещения.
Я считаю, что пластика у артистов – самое основное. Вот на данный момент по телевизору довольно часто показывают праздничные церемонии – вручение премий и тому подобное. Это же кошмар! – Мужчины не могут носить смокинг, дамы – вечернее платье? – Да! Дюжев выходит в смокинге – и выглядит смешно, нелепо.
Он хороший артист и прекрасный мужчина, но в смокинге смотрится легко чудовищно. Я в один раз пошутил: нужно, говорю, открыть для артистов школу хороших манер. К сожалению, не все знают, что дама в платье не имеет права сидеть нога на ногу. Как войти, как присесть, как держать пояснице – этому нужно обучаться. Мало артистов это могут.
Я постоянно привожу в пример Галю Тюнину. Она выходит в «Трех сестрах» – и сходу видно: она из этого века, она из генеральской семьи. А выходит Мадлен Джабраилова, блистательно играющаяся Наташу, – и делается ясно, из-за чего в ее адрес Ольга говорит: «Мещанка». Пластика у этих двух персонажей – различная. И мне, зрителю, видно с первого взора: эта – Прозорова, а эта – нет. – А мужчиной на сцене быть тяжелее, чем в жизни? – Мужчиной по большому счету тяжело быть.
Мужчина – это, на мой взор, не просто человек, что женат на даме либо выполняет какие-то половые функции. Мужчина – это все. Для меня мужчина перестает быть мужчиной, если он посмел совершить немужской поступок. В Грузии, где я вырос, к этому весьма без шуток относились. – Это действительно, что в Грузии до сих пор существуют сословные, кастовые перегородки?
Скажем, все знают, принадлежите вы к княжескому роду либо у вас иное происхождение. – Да, это осталось. Всем известно, кто имеется кто. И любой знает собственный место. В театре так как совершенно верно так же.
в один раз, лет десять назад, я шел по коридору со своим педагогом Мариной Тимофеевной Семеновой. И какой-то артист кордебалета окликнул меня: «Колька!» Семенова остановилась и задала вопрос меня: «Как твое отчество?» Я сообщил. Тогда она обратилась к моему коллеге (а он, кстати, был существенно старше меня): «Запомните: этого человека кличут Николай Максимович.
Он ведущий солист Громадного театра. И для вас он не Колька». А позже она мне прочла громадную лекцию о театральной субординации. «Ни при каких обстоятельствах, – сказала она, – не разрешай артистам кордебалета говорить с тобой запанибрата. Ты солист, у тебя второе положение.
На улице – пожалуйста: Коля, Сережа… А в театре должна быть расстояние». – Балетные артисты, мужчины особенно, не свободны от нарциссизма. Вам это характерно в какой-либо мере? – Вы, возможно, забыли легенду о Нарциссе. Вспомните, Нарцисс заметил собственный отражение в ручье.
И оно ему понравилось. Так понравилось, что он не смог от него оторваться и погиб. Но в обыденной жизни любой человек наблюдает на себя в зеркало. Идет ли мне эта прическа? Как я выгляжу в этом костюме? Обычное занятие для любого человека, будь он дама либо мужчина.
А для артиста это еще и обязанность – смотреться прекрасно. Как ты можешь себе позволить не посмотреться в зеркало, не привести себя в порядок! – Давать интервью – также обязанность для артиста? Либо еще и потребность? – Софья Николаевна Головкина когда-то внушила нам, своим воспитанникам, что давать интервью – часть отечественной будущей профессии. Исходя из этого я легко откликаюсь на просьбу побеседовать для газеты либо издания.
Мне это не причиняет никакого неудобства. Давать интервью легче, чем танцевать. Майя Михайловна Плисецкая как-то сообщила: «Основное, дабы фамилию не путали». В случае если о тебе говорят, значит, не забывают. Основное – дабы говорили и фамилию не путали.
Однако бывают журналисты различного разной степени и уровня компетентности порядочности. Не очень приятно, в то время, когда попадаешь в желтую прессу. В то время, когда я в первый раз в нее попал, мне было не по себе. – А что написали? – Ну, что был там-то, сидел рядом с тем-то, делал то-то и то-то… Помой-му ничего компрометирующего, но все – неправда.
Это светские хроникеры. А имеется еще и критики. Среди них и такие, о которых Валентин Гафт сообщил: «Как столб относится к псам, так отношусь я к этаким писакам».
К ним лишь так и нужно относиться. – Громадному театру противопоказан балетный авангард? На его сцене обязана царить хорошая традиция? – Не следует противопоставлять одно второму. Скажем, в музеях имеется залы, где висят Рембрандт, Рафаэль, Тициан… А имеется залы, где устраиваются выставки современных живописцев. Совершенно верно так же и в балете.
Имеется пьесы, каковые в течение ста пятидесяти лет приносят не только успех, но и доход. И в случае если мы их играем, то должны это делать как следует. Мы так как смахиваем время от времени пыль с Рембрандта.
То же самое должно быть и в балете. В случае если идет «Лебединое озеро», оно должно идти так, дабы зритель взял наслаждение, а не думал: вот они все стоят не в линию, по причине того, что день назад давали какой-то авангард, они ползали и устали. Если вы составляете расписание, составьте его так, дабы артисты по окончании авангарда имели возможность передохнуть, а после этого, восстановившись, выйти в спектакле хорошего репертуара.
Нужно грамотно сочетать одно с другим. И это обязанность худрука. – Последнее время вы стали довольно часто оказаться в разных телешоу. Для чего вам это нужно? – Для меня это легко отдушина. – Вы не опасаетесь стать попсовым персонажем? – А как я могу им стать, в случае если я один из «самых важных артистов мира»?
Попсовым персонажем может стать лишь тот человек, что в собственной профессии не есть значимой фигурой. – Это вы на Волочкову намекаете? – Обойдемся без имен. Я никого не желаю обсуждать. Я лишь о том, что касается меня. Если бы хоть одно телешоу оказало влияние на уровень качества того, что я делаю на сцене, тогда любой зритель имел бы право кинуть в меня камень. А за пределами профессии никто мне не судья.
В то время, когда я выхожу из стенку театра, я имею право делать что желаю. – В балетном мире вероятна дружба? – Да, но лишь в двух случаях. Или между артистами различных поколений, в то время, когда нет конкуренции, и потому не остается места для зависти, ревности. Или в то время, когда вы оба находитесь в той сфере, где ваши интересы не пересекаются.
А вот в то время, когда они пересекаются, тогда приходится делать выбор между человеческой дружбой и профессиональным общением. Имеется коллеги, которых я весьма обожаю. А мне говорят: «Он не хорошо танцует.
Вот в таком-то спектакле он по большому счету провалился, наблюдать запрещено». Я прихожу на спектакль либо беру кассету, наблюдаю – и не вижу огрехов. Я так обожаю этого человека, так он мне приятен, что не могу я его работу оценивать объективно. И мне от этого весьма комфортно. – На программе «Сто вопросов к взрослому» вас задали вопрос про Волочкову. Мол, каково вам было с ней танцевать, не тяжеловата ли она. Вы ответили: «Поднимаешь не вес – поднимаешь темперамент».
Что такое хорошая партнерша в вашем понимании? – Это партнерша музыкальная и внимательная. В случае если мы на репетиции о чем-то договорились, то на спектакле все должно быть точь-в-точь. – Импровизация исключается? – Ну отчего же. Если она в музыку и в тему – пожалуйста. Лишь так. – А темперамент партнерши имеет значение? –Да, и весьма значительное.
Особенно с возрастом, в то время, когда ревность к чужому успеху возрастает: «Ой, у этого столько букетов, а у этого – столько. Этого столько раз вызывали на поклоны, а этого столько-то». Многие балерины не обожают сильных партнеров рядом. Они уверены в том, что партнера зритель как бы не должен видеть. Время от времени слышу либо просматриваю глупые интервью моих сотрудников. Какая-нибудь девочка восторженно говорит: «Я – балерина!
Я поднимаюсь неизменно спереди, я неизменно видна, я основная на сцене». «Дебилка ты», – хочется сообщить. Спектакль побеждает лишь тогда, в то время, когда первоклассно трудятся все исполнители. Я не обожаю принимать участие в спектакле с артистами, каковые заведомо не сильный меня. Мне это не весьма интересно. – Во всяком театре кто-нибудь против кого-нибудь «дружит». Дело простое.
Но интриги в Громадном соразмерны его заглавию. Может артист как-то оградить себя от этого? – Нет, к сожалению. Возможно лишь научить себя не реагировать на это или снисходительно к этому относиться. В то время, когда ты с детства являешься объектом зависти, ты медлено привыкаешь к тому, что тебе питают зависть к, и нормально принимаешь любую болтовню за твоей спиной. Но если ты почувствуешь, что никто к тебе уже не испытывает зависти, значит, колокольчик прозвенел.
На эту тему весьма совершенно верно в свое время высказалась Бабанова: «В то время, когда я вхожу в театр, и мне говорят: «Здравствуйте, Мариванна», – я осознаю, что я в полном порядке. Но в то время, когда я слышу: «Хорошего здоровьичка, Мариишка Иванночка!», – я осознаю, что я в полном дерьме. Кто-то что-то уже сделал». – А в западных балетных коллективах, где вам приходилось трудиться? Какая в том месте воздух, какие конкретно нравы? – Они другие люди по менталитету.
У них вторая жизнь, другие реакции. Я пробыл полтора месяца в Парижской опере, и в то время, когда уезжал, женщина, которая несла ответственность за мои документы, сообщила переводчице: «Передайте Николаю, что мы все восхищены им. Во французском имеется выражение: «Его ожидали за углом». Это значит, ему столько было расставлено ловушек! Так вот, Николай – молодец. Он все ловушки обошел, ни в одну не попал».
В то время, когда переводчица мне это сообщила, я говорю: «Передай, что на фоне артистов Громадного и Мариинского они – дети. Они кроме того не смогут себе представить, какие конкретно ловушки устраиваются у нас на родине». – Какие конкретно эмоции тяжелее всего передать в танце? – По окончании того как мои ноги выполнили ключевую роль в спектакле «Смерть Полифема» кукольного театра «Тень», я, возможно, могу заявить, что нет таких эмоций, каковые было бы нереально выразить средствами хореографии.
не забываю, на репетиции Илья Эппельбаум (режиссер спектакля. – В.В.) мне говорит: «А сейчас ты обязан расстроиться и начать плакать. Стопами». – «Ты шутишь, Илья?» – «Никак. Ты обязан начать плакать. Но не ногами, а одними стопами». Воображаете задачу? В балете ты лишен голоса, но у тебя имеется глаза, руки, корпус, ноги.
А тут у тебя «обрезали» по большому счету все (воздействие разворачивается в коробке размером с телевизор. – В.В.), лишь стопы покинули. И вот этими стопами ты обязан сыграть любовь, радость, бешенство, отчаяние – всю гамму людских эмоций. Драматические артисты наблюдали, как я в этом спектакле тружусь, и приходили в восхищение. – Переиграв всех романтических храбрецов балетного репертуара, вы внезапно станцевали Квазимодо в спектакле Ролана Пети «Собор Парижской Божией матери».
Желаете окончательно расстаться с амплуа принца? – Я с ним уже расстался. на данный момент, к примеру, мне весьма интересно было бы попытаться станцевать Акакия Акакиевича. – Борис Эйфман предлагал вам партию Павла I в «Русском Гамлете», а вы отказались. Из-за чего? – Павел ущербный.
Он невысокого роста. К тому же, по плану хореографа, он забитый, им манипулируют приближенные, на него давит Екатерина. А я с моими данными? Мой Павел трон и бросит им в придворных интриганов, продолжительно говорить не станет. – А что же, Акакий Акакиевич – более подходящая роль для артиста с чертами древнего красавца? – Да, к Акакию Акакиевичу я имел возможность бы подступит