Андрей тарковский: его погубила женщина

Андрей Тарковский: его погубила дама

4 апреля режиссеру Андрею Тарковскому исполнилось бы 80 лет. Он умер рано, покинув рубец в друзей и сердце родных. Особенно в сердце сестры — Марины.

Она — уставшая дорогая дама. За плечами — тяжёлая судьба. Война, голод, развод своих родителей, творческие метания брата, его отъезд из страны и смерть на чужбине… «Самое ужасное, что ничего нереально уже поменять, — с печалью говорит Марина Арсеньевна. — Остается выбирать вот бумажки и опять и опять прокручивать все назад». Марина Арсеньевна Тарковская аккуратно хранит домашний архив и по кусочку восстанавливает брата жизни и страницы отца.

Она и книгу написала — «Осколки зеркала». Написала в первую очередь для себя, чтобы выяснить, разобраться, как и в то время, когда на этом радостном домашнем зеркале наметились первые трещинки…

— Марина Арсеньевна, в вашем дворянско-разночинском роду имеется революционеры, писатели, юристы. Как вы вычисляете, вы с братом унаследовали какие-то черты от предков?

— Отечественный дедушка по отцовской линии был народовольцем. Кровью, слава Всевышнему, он не запятнан, яркого участия в террористических актах не принимал, распространял листовки, вел пропаганду среди рабочих. А его старший сын Валя, в то время, когда произошла революция, убежал из дома, и больше его родные не видели.

Сейчас я уже осознаю, что в рвении Андрея вырваться из обыденности, совершить необыкновенное, в рвении к чему-то запретному было большое количество наследственного. Но Андрей рос в жёсткое, ужасное время, где любой протест карался жестоко. Брат был человеком разумным, исходя из этого все, что он себе разрешал в молодости, — это увлечение трофейными фильмами и американским джазом.

— А как же известное стиляжничество? Говорят, что Андрей Тарковский, одетый в белоснежный шарф и узкие брюки, обожал фланировать по Тверской…

— Никакого белого шарфа у него не было. Был скромный бумажный белый свитер. Позднее показались броские пиджаки. Само собой разумеется, своим стиляжничеством Андрей бросал вызов серому комсомольскому сообществу. И вместе с тем в этом рвении выделиться было и большое количество актерского. не забываю, как он приобрел в комиссионном магазине желтый пиджак, а я ему сшила галстук.

Мачеха дала мне американское трофейное платье, оно уже было очень сильно поношенное, и я себе скроила кофту, а ему — галстук.

Я не разделяла увлечения брата стиляжничеством, росла замкнутой, весьма негромкой. У мамы со мной неприятностей не было. А вот Андрей за собственные прогулки по Тверской «поплатился».

Мама, встревоженная его поведением, послала его на «перевоспитание» в геологическую экспедицию на Енисей — «на поиски золота». В том месте Андрей скоро переоделся в телогрейку и прекратил изображать избалованное столичное дитя. Как сообщают свидетели, в том месте он показал себя храбрым, выносливым, преданным в дружбе человеком.

— А действительно, что ваш брат стригся только в «Метрополе»?

— Легко в том месте был хороший парикмахер. Но Андрей вправду придавал значение наружности. В юные годы он довольно часто всматривался в зеркало и задавал вопросы меня: «Я прекрасный?» Андрей был аристократом по духу.

И постоянно выглядел элегантно, кроме того при той бедности, в которой он жил.

— Это, возможно, у него от отца — поэта Арсения Тарковского?

—Да, от папы. Отец обожал красиво наряжаться, возможностей было мало, но он постоянно выглядел весьма импозантно. Андрей подражал отцу во всем.

Отец по большому счету был для Андрея примером и мужчины, и человека, и творческой личности.

— Тем острее он пережил разрыв отцом?

— Родители развелись, в то время, когда мы были совсем мелкими: мне — 2,5 года, Андрею — 4. Дети в этом возрасте уже очень многое знают, ощущают. Но виделись мы с отцом неизменно.

— Как маме удалось сохранить отношения с вашим отцом?

— Мамины взоры формировались в эру Серебряного века. В ту пору люди из литературной, музыкальной среды были лишены мещанских предрассудков. Они умели держать себя в руках, умели быть корректными и не бегали в партком с жалобами.

Мама желала, дабы у детей был папа. Она осознавала, что сама в какой-то степени виновата в том, что семья разрушилась: она не была эластичным, дипломатичным человеком. И мама сделала все, чтобы папа смог приходить в отечественный дом и не испытывать наряду с этим дискомфорта.

Мама знала отцу цену как поэту и гордилась им кроме того по окончании развода.

— Ваша мама больше не вышла замуж. Она так обожала вашего отца либо это была смертельная разочарованность в мужчинах?

— Само собой разумеется, это была любовь. А во-вторых, у мамы по окончании развода наступила каторжная судьба, где не было места ничему, не считая работы, дома, редких походов и быта в консерваторию. На ее пути так и не встретился человек, что сумел бы ее завоевать. Отец ушел в 37-м, маме было тогда тридцать лет, через четыре года началась война. Тут было совсем не до романов.А по окончании войны добрая половина мужчин по большому счету была выбита.

В общем, не сложилось.

— Фильм «Зеркало», что Андрей Тарковский снимет много лет спустя, выглядит в итоге как некоторый упрек матери, которая не смогла удержать отца. Это так?

— Нет, тут все куда сложнее. В «Зеркале» большое количество автобиографичного, но это не есть история отечественной семьи. В фильме речь заходит о какой-то ссоре с матерью. Никаких ссор по большому счету в отечественной семье ни при каких обстоятельствах не происходило! Легко на момент создания картины Андрей покинул собственную первую семью, шестилетнего сына. Он осознавал, что совершает что-то недозволенное. По причине того, что сам пережил эту драму — уход отца из семьи.

И он пробовал разобраться — в первую очередь в самом себе. Ему было неудобно перед мамой, папой. Мы продолжительно не знали, где и с кем он живет, а он целых пять лет не женился официально на новой собственной избраннице, по причине того, что осознавал, что делает что-то не так. Это было сверхтяжелое время и для него, и для нас.

И «Зеркало» — это фильм о том, как ему не хорошо. Он так как говорит в финале фильма: я почему-то ощущаю себя виноватым, а ведь я быть радостным… Картина — это попытка оправдаться.

— Маму легко было уговорить сняться в этом фильме?

— Ее и не уговаривали. Брат ее сняться. И она не смогла ему отказать — это же Андрей, ее любимый сын.

— Ей-то каково было выслушивать с экрана решение суда, вынесенный героиней Демидовой: «Ты — обычная Марья Тимофеевна Лебядкина, персонаж Достоевского. Вся твоя жизнь — принеси да подай… Ты пальцем шевелить не можешь. Твой муженек спасся от тебя вовремя, но детей ты определенно сделаешь несчастными!»…

— Само собой разумеется, мама была обижена. И напрасно. В образе героини «Зеркала» имеется какие-то черты отечественной мамы, но, в общем, это вторая дама, которую создали актриса и Андрей Терехова. Исходя из этого смешно сравнивать ее и с героиней Достоевского, которая приказывала, распоряжалась. Мама-то не была барыней. Она трудилась корректором в типографии, нагружала себя самой непростой работой — зарубежными сводками, по причине того, что ее напарнице было тяжело просматривать латинские буквы.

Она теряла на этом деньги, здоровье, но это было полностью естественным для нее поступком. Она по большому счету была неординарным человеком.

— Говорят, в то время, когда заболел раком любимый актер Тарковского Анатолий Солоницын, тот всего два раза посетил его. И на протяжении заболевания матери он не проявлял особенной активности…

—

— Да, Андрей не был хорошим самаритянином. Он жил лишь творческой судьбой. Плюс темперамент, плюс влияние окружения. Осознаёте, в жизни мужчины очень многое зависит от жены. Я на своем примере знаю, что мужчинам нужно напоминать: позвони маме, приобрети ей фруктов… Жены Андрея не отягощали себя такими занятиями.

А сам Андрей… Как он имел возможность, так и обожал всех нас. В собственном ежедневнике он согласился, что обожает всех, но какой-то необычной, недейственной любовью. Запрещено его за это осуждать.

Все мы различные.

— А вы в юные годы ощущали плечо старшего брата?

— До определенных пор, пока он не женился. В школьные годы он частенько дрался, защищая меня, а я таскала ему амурные записочки от своих подруг, мы так как получали образование раздельных школах — мужской и женской. В Андрея многие влюблялись.

В десятом классе брат вздумал жениться. Отец написал тогда ему весьма ласковое и умное письмо, в котором предостерег: «Не будь, как листок на ветру, не кидайся в любовь, как в глубочайший колодец». И Андрей внял совету!

— Эту чрезвычайную любвеобильность Андрей Тарковский также унаследовал от отца? 

— Отец не был развратником. Легко, как и каждый творчески одаренный человек, он умел ценить красоту. В молодости отец был влюблен в Марию Фальц. Чувство к ней пронес через всю жизнь. Возможно, вследствие того что она рано погибла, и они не жили совместно — быт так как разрушает отношения, в особенности таковой ужасный, коммунистический быт. Позже папа полюбил мою маму, но они рано поженились. А такие браки хрупкие.

После этого в жизни отца показалась Антонина Александровна — прекрасная дама. Отец победил ее собственной страстью. Ей было непросто уничтожить собственную семью и уйти к поэту. Она была милым, хорошим, глубоко порядочным человеком.

Но и ее постигла участь моей мамы. Кстати, в последние годы они сдружились. А отец ушел к Татьяне Озерской.

Знаю, папа страдал от того, что причиняет боль окружающим, но ничего с собой сделать не имел возможности.

— В юные годы вы недоедали, брат болел туберкулезом, а папа в один из самых тяжёлых годов приобрел собственной жене шубу…

— Мне смешно выступать юристом Арсения Тарковского.И не хочется этого делать. Для себя я папину «забывчивость» растолковываю изюминками его воспитания. Отец был поздним ребенком. По окончании того как в Гражданскую войну погиб его старший брат, он и вовсе стал единственным. Он рос заласканным. Родители осознавали, что он одаренный мальчик, и всячески его баловали. И вот показался таковой темперамент.

Возможно, эгоистичный.

Понимаете, сейчас я думаю так: если бы он был превосходным отцом, либо если бы Андрей ежедневно звонил маме и справлялся о ее здоровье, тогда, возможно, они не создали бы того, что создали. И Андрей, и Арсений Тарковские были особенные люди. Их нужно было не осуждать, а беречь.

— И все-таки и папа, и сын Тарковские были роковыми мужчинами. Из-за любви к вашему брату актриса Наталья Бондарчук резала себе вены. А для поэтессы Марины Цветаевой чувство к вашему отцу стало последним в ее жизни.

— Это не совсем так, дело не в роке. Что касается Андрея, то статус режиссера, без сомнений, приподнимал его над обыденностью. У него была романтическая, неординарная профессия, и любая актриса, возможно, видела себя Галатеей, а Андрея — Пигмалионом.

Что до Цветаевой Арсения Марина и отношений… Тарковского Ивановна в течении всей собственной жизни нуждалась в присутствии рядом с собой приятеля, человека, что бы ее осознавал. Это давало ей какую-то помощь, подпитывало ее как поэта, оживляло эмоции. Иногда она стремилась полностью захватить человека в собственный плен. И вот таким человеком на время и стал мой отец.

Я постоянно поражаюсь данной необычной даме: в колонии супруг, дочь, на руках сын, бездомовье, безработица, она «белогвардейка», «эмигрантка», все от нее шарахаются, а она ищет общения с молодым поэтом Тарковским!

Отец был увлечен Цветаевой в первую очередь как поэтом, она для него была мэтром. Он не имел возможности ответить на ее тёплую дружбу. По причине того, что был домашним человеком. в один раз, в то время, когда Цветаева и Тарковский с женой были на книжной ярмарке, он не подошел к Марине Ивановне.

Ее это обидело. Так и закончились эти отношения.

— Как вы вычисляете, в какой степени самая неприятная страница вашей домашней биографии — отъезд Андрея Тарковского из страны — связана с дамой?

— Это непростой вопрос.

— Само собой разумеется, супруга Андрея Лариса Павловна весьма желала жить на Западе, и она имела на моего брата сильное влияние. Но тут все как-то разом совпало. И лежание фильмов на полке, да и то, что Андрея не производили поработать в составе жюри на интернациональных фестивалях, и отношение сотрудников.

Так как кинематографическая среда не особенно поддерживала Андрея. не забываю, в то время, когда была премьера «Зеркала», Андрей стоял у дверей кинозала — таковой одинокий и растерянный, а мимо него проходили коллеги. Мало кто доходил и благодарил за картину. Осознаёте, у Андрея уже было мировое признание, он на равных общался с Феллини, Тонино Гуэррой, Антониони, а на родине его так же, как и прежде не подмечали.

Это оскорбляло.

И все же Андрей не планировал уезжать из страны, более того, он сказал: я им (тут он показывал пальцем наверх) этого наслаждения не доставлю! А позже все-таки остался на Западе. Возможно, он просто устал.

— Вы все фильмы брата одинаково любите?

— «Жертвоприношение» и «Ностальгию» я обожаю меньше. Мне думается, в эти картины Андрей привнес собственный состояние тревоги, холода, в котором он тогда был. Его положение за рубежом было достаточно нестабильным.

Не смотря на то, что ему и предоставили квартиру во Флоренции, но тревога за будущее, за возможность трудиться ощущалась.

— Ваш брат вычислял себя великим режиссером?

— Он знал себе цену. Он знал, что владеет громадным внутренним потенциалом. Ему было что сообщить людям.

У него было довольно много замыслов. Он планировал снять фильм «Святой Антоний», собирался поставить «Идиота» и сам сыграть роль собственного любимого храбреца — князя Мышкина. Осознавая собственную значимость, Андрей, само собой разумеется, страдал от непонимания сотрудников… На него яркое впечатление произвело да и то, что на Кинофестивале в Каннах Сергей Бондарчук якобы проголосовал против того, дабы дать картине «Ностальгия» Гран-при.

Андрей поверил в данный слух, и  это стало последней каплей: он решил не возвращаться на Родину и выступил с официальным заявлением, что остается за рубежом.

— Могу себе представить, как в эти годы относились к вам — родственникам опального режиссера.

— Понимаете, было терпимо. Данный надутый шар Совокупности уже испускал дух. Дело было перед самой перестройкой.

Я, само собой разумеется, побаивалась: думала, ах, меня выгонят с работы… Но пронесло. Действительно, сын Андрея должен был перейти с отделения космической медицины на лечебную — он осознавал, что ему не разрешат работать с «закрытыми проектами». Отца также никто не прикоснулся.

Самым противным было людское злорадство. «А, ваш сын остался», — говорили папе, больному уже человеку.

— Смерть ваших брата и отца во многом была схожей: оба доживали последние дни не в родных стенках — папа в доме ветеранов, сын — в Париже, на чужбине. В этом была какая-то жизненная логика?

— К сожалению, таковой финал был закономерен. Последние годы судьбы отец провел в доме ветеранов. Его супруга Татьяна Алексеевна, человек творческий, большое количество трудилась.

Быт ее полностью не занимал. И отец частенько жил вместе с ней в зданиях творчества, ее это устраивало — полный пансион. Для папы же нахождение в этих зданиях было мучительным. По окончании смерти Андрея папе внесли предложение насовсем переехать в дом ветеранов. Отец был категорически против, я готова его была поселить у себя. Но нашлись приятели, каковые посчитали вероятным вмешаться в домашние дела, и мое вывод во внимание не было принято.

Так отец и погиб. Плохо. Но сообщу ожесточённые слова: каждому из нас нужно было сопротивляться в свое время.

— Меня поразила обрисованная в вашей книге процедура похорон Андрея Тарковского. Неужто никто в данный сутки так и не сел с бутылкой водки и не отыскал в памяти Андрея Арсеньевича по-русски?

— Водки именно было большое количество — на поминках. Я не отправилась в том направлении, на квартиру, в которой жил Андрей, я лежала в гостиничном номере, мне было не хорошо физически. Кроме обрушившегося горя яркое впечатление произвела процедура похорон. Все происходило как-то холодно, по-европейски.

В Париже по окончании всех чумных эпидемий имеется традиция не оставлять гроб открытым, и я Андрея так и не заметила. Позже эта процедура зачерпывания почвы ложечкой… А в довершение всего распорядитель похорон заявил, что время работы могильщиков истекло и что они засыпят могилу на следующий день. Все ушли.

Остались пара человек, и мы эту могилу закопали сами, украсив венками, цветами. Я не смогла уйти от разверстой могилы. Это было бы чудовищно по отношению к Андрею…

— …И это был бы уж совсем смерти великого и жуткий символ жизни режиссера. Кстати, о знаках. Марина Арсеньевна, через все творчество Андрея Тарковского проходит метафора — зеркало.

Что так пробовал ваш брат рассмотреть в нем?

— Мне думается, он пробовал осознать, что он собой воображает, для чего человек в нашем мире. Так как мы не просто так являемся на свет — мы кем-то задуманы. И на нас возлагается Творцом какая-то миссия. Разгадать ее не каждому дано. И Андрею, и Арсению Тарковским удалось разгадать собственный божественное призвание. В этом и было их счастье.

И их катастрофа.

Разговаривала Илона Егиазарова

NewsN1.com Создание новостной ленты


Записи каковые требуют Вашего внимания:

Подобранные по важим запросам, статьи по теме:

Катерории: В мире кино