У меня два замечательных внука, два классных мужика

У МЕНЯ ДВА ПРЕВОСХОДНЫХ ВНУКА, ДВА КЛАССНЫХ МУЖИКА

Исполнилось 60 лет выдающемуся актеру Георгию Тараторкину. Признание пришло к нему, в то время, когда он в 23 года сыграл Раскольникова в фильме Кулиджанова «наказание и Преступление». Позже были фильмы «Чисто британское убийство», «Богач, бедняк…», «Умирать легко» и многие другие.

Театральную карьеру Тараторкин начал в ленинградском ТЮЗе под управлением режиссёра и легендарного педагога Зиновия Корогодского, а позже по приглашению Юрия Завадского перешел в театр Моссовета, где работает сейчас. С Георгием Тараторкиным встретился обозреватель «Известий» Артур Соломонов.

Георгий Тараторкин: В эти дни на меня обрушилось так много внимания: каналы, издания, звонки, просьбы о встрече, предложения что-то прокомментировать… Согласиться, я этим, без кокетства, смущен.

известия: Вас смущают проявления внимания? Неужто вы до сих пор к этому не привыкли?

Тараторкин: Мне было бы весьма интересно послушать того, кто к этому привык (смеется). Я думаю, в случае если актер к этому привыкает, то не нужно ему заниматься тем, чем он занимается… Простите, но, говоря с вами, я вероятнее буду перескакивать с одного на второе. Мне кроме того супруга говорит, в то время, когда мне предстоит какое-то публично общение: «не забывай — то, о чем ты говоришь, осознаёт лишь один человек — ты сам.

Больше никто» (смеется).

известия: Нас уже двое.

Тараторкин: Ну как к этому возможно привыкнуть, что, выясняется, в течении достаточно продолжительного времени, исчисляющегося, страшно сообщить, десятилетиями, кто-то находится с твоими ролями в кино и в театре, соответственно, и с тобой в потрясающе требовательных, родных, взыскательных отношениях. Это я еще раз почувствовал, сравнительно не так давно повстречавшись со зрителями на Сахалине.

известия: Поведайте о вашем преподаватель Зиновии Корогодском.

Тараторкин: Мне кроме того не нужно было задавать вопроса о моем преподаватель, я к нему и без того все время буду возвращаться в отечественном беседе. С него начну и им закончу. Зиновий Яковлевич — полный гений педагогики.

Понимаете, как я поступал к Корогодскому? В то время, когда я начинал просматривать стих, у меня не было никакой уверенности, что я смогу его закончить, — было страшно, круги перед глазами. Он это ощущал и прерывал меня сам.

И без того было на каждом туре. Исходя из этого у педагогического состава не было ясного понимания: «Кто это?». И в то время, когда по окончании приемных туров он вместе с педагогами утверждал перечень поступивших, то сидевшие рядом с ним педагоги, услышав мою фамилию, с нескрываемым удивлением задали вопрос: «Зиновий Яковлевич, а это вам для чего?»

И я постоянно храню верность тому театру, тем правилам, каковые в меня положил Зиновий Яковлевич. Так как ты лишь в том случае можешь удержаться и состояться, в случае если сохраняешь верность собственному началу, вернее, в случае если тебе хватает силы и ума воли его сохранить.

Кстати, нужно мной, как и над всеми студентами, висел дамоклов меч профнепригодности. И по окончании фантастического конкурса, где по 100, по 200 человек на место, ты мог быть отчислен.

известия: Но тогда, в случае если направляться вашим словам, над вами все время обязан висеть «дамоклов меч профнепригодности».

Тараторкин: Я думаю, имеет суть актерам возвращаться к такому ощущению! В данной профессии имеется бацилла развращающей успокоенности. Особенно если ты имеешь успех, в случае если находятся люди, каковые внушают тебе, какой ты очень способный.

известия: Эта бацилла в вас не проникала?

Тараторкин: Во мне все время живет удивление перед тем, чем я занимаюсь: перед самим фактом этого и его содержанием. А это вышибает и успокоенность, и уверенность в собственной гениальности. Самый тяжелый для меня момент — расставание не с ролью, а с судьбой персонажа.

Узнается, что, лишившись возможности жить жизнь какого-либо храбреца на сцене, ты оказываешься еще теснее, еще интимнее связан с ним.

Во второй половине 60-ых годов XX века я встретился с судьбой Петра Петровича Шмидта в спектакле ленинградского ТЮЗа «По окончании казни прошу…» И в последующие годы, в то время, когда спектакль уже не игрались, я довольно часто обращался к нему. К примеру, вот слова, сказанные им в 1906 году на суде, практически век назад: «В такое время национального хаоса, в то время, когда все в стране так перепуталось, что русские власти пошли войной на Россию, нельзя руководствоваться статьями закона.

Нужно искать неспециализированных, всем народом признанных, определений преступного и непреступного. В такое время, дабы оставаться законным, приходится изменять присяге, и, оставаясь верным присяге, приходится нарушать закон».

Думается, это сказано сейчас. Хотелось бы, дабы те, кто проводит серьёзные реформы, полагая, что с них все начинается, были бы людьми исторически просвещенными.

От многого в окружающей судьбе я спасаюсь не в последнюю очередь тем, что во мне живут персонажи, сыгранные и несыгранные, спасаюсь их мыслями, их отношением с собой и с миром.

известия: В то время, когда Юрий Завадский вас пригласил в спектакль «Петербургские сны» на роль Раскольникова, театралы разделились: кто-то предпочитал вашу игру, кто-то выполнение Геннадия Бортникова. Были кроме того статьи в газете «Советская культура», где данный вопрос обсуждался. Вы не спорили с Геннадием Бортниковым по поводу трактовки образа Раскольникова?

Тараторкин: Нет. Театр Моссовета неповторим по воздуху — и людской, и творческой. Так как, если бы я, придя в Театр Моссовета, почувствовал, что данный театр по воздуху резко отличается от ленинградского ТЮЗа, я бы тут не остался.

А ведь я тут — страшно сообщить, сейчас целые подсчеты идут — уже тридцать лет! Но меня время от времени посещает чувство, что в случае если я тут тридцать лет прослужил, то в ТЮЗе — минимум сто!

Перед началом первого спектакля я гримировался, и вошел Гена Бортников с огромным букетом роз. Это было так высоко!

А в то время, когда меня приняли в Театр Моссовета, я сообщил отечественному директору: «Я весьма вам благодарен, весьма рад приглашению, но у меня имеется пара пьес в ленинградском ТЮЗе, где нет второго исполнителя. Эти пьесы в одночасье не смогут прекратить жить, исходя из этого я обязан пара месяцев либо кроме того год приезжать в Ленинград играться». На лице директора выразилось удивление, он повел меня к Завадскому и пара неуверенно ему все это доложил.

А Завадский, выслушав его, ответил: «Если бы для этого молодого человека не были святы интересы его театра, я бы не пригласил его в собственный».

Я попросил Завадского, дабы он дал мне возможность мало поменять роль, не меняя, конечно, неспециализированного рисунка спектакля. Он мне это разрешил. И подарил мне три месяца репетиций. По окончании прогона меня пригласили к нему в кабинет.

Он стоял у окна, почувствовал, что я вошел, повернулся и сообщил: «Я про это не ставил, но весьма благодарен тебе, что ты про это сыграл».

известия: Вы, возможно, не просто так заявили, что по интенсивности годы работы в ТЮЗе для вас приравниваются к ста годам, а в Театре Моссовета все в противном случае. Тут вы ощущаете себя менее востребованным?

Тараторкин: Это удел каждого актера. Одна из составляющих данной профессии — умение рисковать и умение ожидать.

Говоря об интенсивности работы в ТЮЗе, я имел в виду то, что принимал участие в строительных работах этого театра. В жизни любого театра это самое захватывающее время.

известия: Для меня одним из сильных театральных впечатлений была ваша роль Ставрогина в спектакле «Бесы». Тогда, немногим по окончании начала перестройки, общество лишь открывало данный текст Достоевского.

Тараторкин: Само собой разумеется, сознание того, что мы многим открываем данный текст, весьма на нас воздействовало. Но для меня работа над Ставрогиным была весьма тяжёлой: как сыграть человека, из которого и энергия, и душа вытекли? Это не обнаженные нервы Ивана Карамазова, не эмоциональный накал Раскольникова.

известия: Сергий Булгаков писал, что «Ставрогина адски нет»

Тараторкин: Да, и воплощение данной «пустоты» далось мне непросто.

известия: Для чего актеру необходимы посты в СТД и в «Золотой маске»?

Тараторкин: Я к этому не отношусь как к чиновничьему делу. И в то время, когда кто-то проводит меня по этому ведомству, это у меня приводит к искреннему недоумению.

известия: Но так как вам же приходится проводить собрания, подписывать документы, сидеть в кабинетах.

Тараторкин: Возможно существовать, воодушевляясь лишь соответствием своим должностям, а возможно совсем в противном случае. Изначально это был момент неожиданного для меня доверия, которое было показано на съезде театральных деятелей.

известия: Грубо говоря, если бы у вас было по пятнадцать пьес в месяц, вы бы стали занимать эти посты?

Тараторкин: У меня так и бывало, бывало и по двадцать. Основное — верить в чистоту намерений и чистоту дела, которым ты занимаешься. Это в течении многих лет меня связывает с фестивалем «Золотая маска».

известия: В начале отечественного беседы вы упомянули про сахалинскую публику. Вы, возможно, были в том месте с антрепризным спектаклем «Сильвия», где играетесь с Чулпан Хаматовой и Евгенией Симоновой.

Тараторкин: Да! Данный спектакль мне весьма дорог. Он полностью лишен клейма антрепризности.

В то время, когда мы приезжали с этим спектаклем в другие города, зрители были ошарашены: входят в зал — на сцене декорации, а не тряпки, наскоро скроенные. Выходят артисты — как раз те, каковые заявлены в афише. Кроме того, они в костюмах собственных храбрецов, к тому же и слова говорят не случайные, а те, что написаны в пьесе!

известия: Отвлечемся, в случае если разрешите, от театральных неприятностей. Поведайте о ваших родителях, об их влиянии на вас.

Тараторкин: У меня весьма рано не стало папы: мне было семь лет, а сестренке пять. Маме в ту пору было тридцать. В то время, когда я подрос, то осознал, что же совершила мама, посвятив всю себя нам. Она была так молода — тридцать лет это же начало начал… Она, к счастью, заметила и «наказание и Преступление» и другие мои работы. Но в то время, когда мы с сестренкой поднялись на ноги, у нее уже сил не осталось.

Жаль, что мама не заметила моих детей. А сейчас я уже и сам дедушка — у меня два превосходных внука, два классных мужика.

В текущем году будет 35 лет, как мы вместе с моей женой Екатериной Марковой, писателем и актрисой. Она — это мир, что я в течении всех этих лет открываю. Я открываю данный неожиданный мир и через то, как мы существуем совместно, и через то, что и как она пишет.

Она потрясающие книги пишет.

известия: Вы частенько повторяете слова «неожиданность» и «удивление».

Тараторкин: Мне думается, это главные составляющие людской существования. И в случае если я так довольно часто эти слова повторяю — я же не намерено их твержу — значит, эти понятия во мне сохранились. Благодаря моему преподавателю. Я же сказал, что мы с него начнем и им закончим? (Смеется.)

В то время, когда бабушке не спится — Женское Щас я! — Уральские пельмени


Записи каковые требуют Вашего внимания:

Подобранные по важим запросам, статьи по теме: